Aрхимандрит Евфимий (Вендт), его творения и жизнь

Публикация избранных схолий о.Евфимия
и описание построенной им церкви в деревне Муазене


Автор: Михаил Богатырев



                Тот, кто «...будет, всматриваясь, поворачивать листы этой работы, пусть знает, что по другую сторону черты рационалиста помещается мистик, а за счетной словесностью – если и не поэтика, то очень большая любовь к гению Русского Языка».
Архимандрит Евфимий.
Предисловие к 1-му тому книги Начертание и наречение решений отрешеннаго,
Moisenay, 1971-72, машинопись, 25 экземпляров

Предуведомление: все схемы и схолии скопированы из вышеуказанной книги. Фотографии и вырезки из других источников мы называем отдельно - МБ.



Архимандрит Евфимий (Вендт), ок. 1943 г.
 



Михаил Богатырев – поэт, художник и эссеист. Родился в 1963 году в Ужгороде, в 1985 году закончил психологический факультет Ленинградского университета. С 1993 года живет в Париже, редактирует и издает совместно с Ольгой Платоновой независимый журнал «Стетоскоп», выходящий при поддержке издательства «Синтаксис» (М.В.Синявская). Организатор и участник  литературных чтений, выставок и концертов.
Участник РСХД с 1997 года; член международной литературной академии ZAUM c 2008 г. Избранные публикации: «Lettres Russes» N°21 (Париж, Сорбонна), «Нева» N°9-2000 (С.­Пб), «Черновик» (Нью­-Йорк),  «Reflection» (Чикаго),  «Русская Мысль» (Париж), и др.


Подвиг удаленного и отдалённого, отдельного от всех и вся богословия, высокая тягота сознавания Несознаваемого... как если бы эскизное масло само вдруг взялось создавать из себя картину мироздания, а художник – уже одним только фактом свидетельства – внёс бы непоправимые ограничения в сей процесс, вообще не предполагающий никакого реципиента: ни зрителя, ни читателя, ни толкователя.  Критикам – просьба не беспокоиться, а точнее – от  ворот поворот, – впрочем, интересно, как поведёт себя критик, обнаружив на ладони чёрную метку капитана Флинта? ЭТО не наука и не безумство, и не демагогия, хотя, на первый взгляд, по внешним, формальным признакам напоминает и первое, и второе, и третье; имитацию ЭТОГО сплошь и рядом вы встретите в галереях современного искусства. Итак...  Но ребус уже отяжелел, он напоминает отсыревший нитяной клубок, так что же ЭТО, в конце-то концов?

Схолия «Земля», перепечатано со стр. 72

перепечатано со стр. 363 (верх)

Думаю, вряд ли я ошибусь, если скажу, что никто – подчёркиваю – никто на белом свете не в силах охватить в целом концепцию архимандрита Евфимия. Можно претендовать лишь на частности, чем мы и займёмся, отдавая себе отчёт в том, что и к частностям придётся протаптывать подходы, рискуя кануть с головой в несусветицу, настолько всё остраненно и зыбко.  Несомненно одно: в творениях о.Евфимия наличествует прообраз головокружительной, горней понятийной системы, но способ её изъяснения, способ её конституирования в речи и графике с потрясающей силой свидетельствует о ноуменальности, о полной (подчас досадной, а иногда и сиятельной!) невыразимости  описываемого явления. 

Элементы концептуального повествования наслаиваются друг на друга со страшной скоростью, образуя некую неэвклидову «стоихейю»*, обладающую выраженными признаками хаоса. Оказывается, «святоотечность учительная»** (имеется в виду, конечно же, учительность святоотеческая, – впрочем, подобные оговорки лишь указывают на высокий экстатический накал лингвотеологии о.Евфимия) зиждется у на трех китах – А.Ф.Лосеве, П.А.Флоренском и С.Булгакове. Столь смелая, сколь и  субъективная модернизация богословских понятий и авторитетов, столь конфликтный лексикон ставят отца Евфимия в положение персоны non grata по отношению к любой институции, школе, науке с ее нивелированным тезаурусом.

---------------------------------------------------

*stoixeià  «Начала» или «Элементы» – название главного труда Евклида, буквально – азбука по-гречески;  отсюда у о.Евфимия намечен выход к морфемной комбинаторике (см. Схолию Конца, стр. 363) и богословской поэтике. Думается, что получивший прекрасное математическое образование о.Евфимий многое почерпнул и у пифагорейцев, считавших, что с Тройки (триады) начинается весь числовой ряд (будучи нечетным числом, она восстанавливает нарушенное Двойкой равновесие). Все вещи, согласно пифагорейцам, определены «тремя»: началом, серединой и концом; с точки же зрения теогонии Единица соответствует первому Божеству, Двойка – разделению на Небесного Отца и Великую Мать, а Тройка – Богу-Сыну, рожденному от Отца и Матери, то есть первому рожденному. – См. прим. Ю.В.Мельниковой к книге Ямвлиха «О Пифагоровой жизни», прим. №147
**  Здесь мы цитируем статью «RELATIO RELIGIAE », опубликованную архимандритом Евфимием в «Вестнике РСХД» № 101–102 за 1971 год, стр.38 (это был юбилейный выпуск к столетию со дня рождения о.Сергия Булгакова (1871–1944)). Кстати, в той же статье сформулирован и главный момент кинезиса Софийной конструкции, сочетающий два представления: «представление Триады, как таковой, и представление Тетрады Творения».
----------------------------------------------------------------




 
На стр. 40 того же выпуска «Вестника РСХД» о. Евфимий пишет: «В середине книги Философия Имени (мы сохраняем пунктуацию автора, – прим.М.Б.) отец Сергий делает прямое нападение на  «схемы» Канта. <…> Оружием нападения он берёт триаду, характеризующую предложение, – подлежащее, сказуемое, связка, напрягая её до значения Триады Перводогмата, т.е. в Ролях Отца, Сына и Святого Духа, и сейчас же удваивает, говоря:  суждение–предложение, что уже есть триада в Тетраде…». Приводимую ниже схему (атлас 17) можно рассматривать как  существенную поправку, вносимую о.Евфимием в стратегию рассуждений его учителя. 

Основные начертательные элементы атласов о.Евфимия довольно просты:  если убрать коллатерали, связки и стрелки с надписями, опоясывающие исходные геометрические формы наподобие того, как лианы в тропическом лесу опутывают стволы деревьев, то остаются две–три (реже – одна) башенки, построенные из трёх кубиков детского конструктора и сверху надставленные треугольными призмами:





Опять  – отметим – все та же комбинация: троица и четверица, три квадрата и четвертый треугольник. Эта конструкция, несомненно, нашла свое отражение в формах и  пропорциях построенной о. Евфимием собственноручно церкви в Казанском скиту, неподалёку от местечка Муазене в 70  километрах от Парижа, где архимандрит проживал с 1938  по 1973 год. К описанию церкви мы еще вернемся, так как именно она  и служит скрепой в нашем разрозненном повествовании.
…Отсылая под конец жизни свои писания – том за томом – некоторым лицам, и, в частности, будущему ректору Свято-Сергиевского богословского института священнику Борису Бобринскому, о.Евфимий всякий раз прилагал к ним небольшую сопроводительную записку. Так, предваряя первый том,  он с сожалением отмечал, что даже просвещенные монахини из Бюсси-эн-От, перепечатывавшие для него рукопись, не в состоянии уяснить себе её содержание, что уж говорить и о критиках, каковых просто нет в наличии. Критика, даже самая нелицеприятная, всегда идет на пользу, это известная аксиома.  И вот, по прошествии без малого сорока лет, колокол молчания, столь томивший отца Евфимия, наконец, слегка приподнялся и загудел. Гудение это, едва различимое человеческим ухом, как бывает при сильном порыве ветра или простом прикосновении, не способно вызывать к жизни всевозможные фантомы, и уж тем более распространяться в эфирах публичности. Но может статься, что для отца Евфимия в его нынешнем, невидимом и непостижимом для нас удалении оно тоже что-то значит…  

Гул колокола словно бы распадается на два гласа, извечные «pro et contra». Начнем с  «contra». Итак, что представляет собой «Графика и грамматика Догмата» с собственно догматической точки зрения? Богослов Анагог, которому я принес на рецензию свой панегирический отзыв об отце Евфимии вкупе с разрозненными страницами его рукописи, решительно воспротивился моей идее сравнивать начертательный план  трактата с комбинаторными игровыми формами, т.е., проще говоря, с детским конструктором. Он настаивал на том, что графика о. Евфимия сопоставима с сефиротами*, а это значит, что автор трактата – сознательно ли, нет ли, трудно сказать, – был приверженцем православной каббалистики.
----------------------------------
* Сефироты : в каббале различаются десять сефиротов - это основные ипостаси Бога, его божественные и бесконечные качества и сферы эманации Эйн-Софа, обычно изображаемого в виде Древа Жизни. Первая из них - Монада, Первопричина, остальные же девять образованы тремя троицами, из которых каждая есть образ изначальной троицы: мужского и женского начал и объединяющей их способности к пониманию. Сефироты группируются в три "колонны", как это видно на скачанном из сетевой энциклопедии рисунке:
----------------------------------









...Впрочем, каббалистика вовсе не означает черной магии, – подчеркивал Анагог, – слишком уж неподходящее хобби для столь глубокого и самоотверженного духовного отца, каким был архимандрит Евфимий, откомандированный митрополитом Евлогием «завязывать во Франции узлы женского монашества». Нет, здесь, скорее, спонтанное уклонение в гностицизм*,  в рассудочную комбинаторику.  

------------------------
* Гностицизм : (от gnosis (др.-греч. γνώσις) — «знание, познание, познавание»)  — синкретическое философско-религиозное движение, включавшее в себя все многочисленные системы воззрений и верований, которые преобладали в первые два столетия христианской эры. Возникнув в дохристианские времена, он соединил в себе разнообразные элементы вавилонской, иудейской, персидской, египетской и греческой метафизики с некоторыми учениями раннего христианства. Движение и его литература были по существу стерты с лица земли к концу V столетия христианскими борцами с ересью и римской армией. До середины XX века гностики были известны лишь по сочинениям отцов церкви, и прежде всего – Иринея, Тертуллиана, Ипполита и Епифания; обнаружение в 1945 году коптской библиотеки Наг-Хаммади позволило ознакомиться с гностическими текстами в оригиналах. В основе гностических учений лежал дуализм, противопоставление духовного мира материальному, который рассматривался как искаженное творение Демиурга, как порождение, воплощение тёмных сил, уз духовности. Христос же – Спаситель, происшедший от истинного Бога, Он является на землю, чтобы освободить Избранников Своих, воссоединить с высшим миром их духовное начало. Гностики полагали, что у них есть секретное знание о Боге, человечестве и вселенной, которым остальная часть населения не владеет. Такая позиция сближает их с эзотериками, многие из которых подробнейшим образом изучали гностицизм, о чем свидетельствуют, например, письма Е.К.Рерих и комментарии Е.П.Блаватской к сочинению «Пистис София», переписанному и поправленному гностиком Валентином. О школе валентиниан Ириней Лионский писал (Против ересей, V.5.5-6), что они производят душу от Демиурга, тело от Земли (Choos), а плотский покров – от Гиля, но духовного человека (антропос) – от Матери Ахамот (т.е. от Вышней или Внутренней Софии, Матери Софии Внешней, или Пистис Софии – прим. ЕПБ ) ... София, или творческая эманация Саваофа, обитала на Восьмом Небе, в то время как ее сын (Демиург) самовольно и дерзко завладел Седьмым и заставил свою мать горько плакать и сокрушаться... В атласах о. Евфимия встречается градация небес, почерпнутая у гностиков, но анти-Яхвизм, присущий многим гностическим учениям, был, несомненно, ему глубоко чужд.
----------------------






Кстати, подобные явления были великолепно проанализированы Федором Степуном, русским мыслителем, всю свою жизнь посвятившим постановке вопроса «трагедии мистического сознания»*. Степун на себе испытал, как это страшно – погрузиться, говоря святоотеческим языком, во мрак совлечения рассудочных построений и отвлеченных понятий беспредпосылочной философии.


В дискурсе архимандрита Евфимия  много внимания уделено «вещи в себе», ухваченной  сквозь призму неизбывной полноты Божественного присутствия…  Проблема в том, что отец Евфимий богословствует парадоксальным образом, а именно – отталкиваясь от Канта, и, соответственно,  «вещь в себе» у него оказывается... Девой Марией! На волне столь пугающего, крамольного умозаключения и впрямь можно долго рассуждать об эклектическом, нездоровом преломлении идей о.Сергия Булгакова, которому оппоненты (в частности, Владимир Лосский) приписывали допущение четвертой, по отношению к Св.Троице, ипостаси – Богородичной... 
Однако в защиту отца Евфимия должно отметить, что цель, которую он ставил перед собой, была, вне всякого сомнения, полнее, многосмысленнее, полифоничнее и масштабнее, нежели попытка транслитерировать святоотеческое богословие языком Канта. Подобная задача могла бы просиять в контексте «игры в бисер», искусства для искусства, но ведь отец Евфимий был литургик, практик. В какие-то моменты он и вовсе отвлекался от богословия, да и от науки как таковой, целиком вверяясь иррациональной, «самостийной»  мощи словесности, и его изыскания по всем признакам подпадали под определение поэзии, которая в качестве средства выражения избрала себе не стихи, а структурно-лингвистическую мифологию.

-------------------------------
* Одна из первых работ Степуна на эту тему, так и называвшаяся  «Трагедия мистического сознания», была опубликована в журнале «Логос» за 1911-12 годы, последняя же, до сих пор на русском языке не изданная, «Mystishe Weltschau. Fuenf Gestalten des russischen Symbolismus» («Мистическое мировоззрение. Пять представителей русского символизма»), вышла в свет  в Мюнхене в 1964 году. Главная трагедия художественного творчества, по мнению Степуна, состоит в том, что творческий акт жаждет воплощения трансцендентного, но результатом оказывается всего лишь бердяевская «объективация» трансцендентного, то есть занижение, аберрация, «художественная конструкция деструкций», особенно очевидная для Степуна в творчестве Белого и Блока (материалы почерпнуты из предисловия И.Ситникова к переводу книги «Мистическое мировоззрение»).
------------------------------



Однажды с его пера соскользнуло любопытнейшее замечание, из которого видно, что автор не просто плыл как щепка в потоке сознания, но стремился также и очертить свою идеологическую позицию, внедрив в богословие примат языка. «/.../Теолог – это еще не языкослов. – пишет о.Евфимий (страница предисловия, помеченная:  -//-  ). – А потому, разрабатывая залежи Языка, руды, блеснувшiя нам в свете Священного БогоОбразия свечениiем, ответным Откровенiю, мы чувствовали себя и дерзновенно свышенными, и смирительно сниженными. Изобретенiе Категорiй – третее место после Аристотеля и Канта, – категорiй побуквенных, – что это? Побуквенная же счетность по образцу матемологическому, ищущая, гадательная, в заумных скратках, что это – по достоинству? А в этом-то потолок и пол* нашей второй инвенцiи.
Попав в это весьма трудное, ибо сполна смирительное положенiе, не забудем для утешенiя вспомнить об Азбуке Смысла поэта В.Хлебникова. Её, его теорiи языка мы не знаем. Но если поэт через магическiй кристалл своей поэзiи в ломах новообразованiй и заумных скраток, им же изобретенных, увидел Высший Смысл русского ли, единаго человеческаго ли Языка, то скажем с утешенiем:
Поэзия есть действительно Вершина Выражения Образа, а над ней Свыше – Поэма Священнаго Преподаваемого Писания».


     Теология архимандрита Евфимия – это не конвенциональное богословие, но, скорее, визуальное, философское и поэтическое деконструирование богословского дискурса, то есть, «смешанная техника» («смештех»), как определяют этот подход современные специалисты по авангарду. Так, издатель альманаха «Черновик» Александр Очеретянский указывает: «Смештехнический концепт появляется там, где происходит смешение в области культуры: языка (литературы) и рисунка (живопись, графика); языка, рисунка и музыки (на бумаге, в Сети – партитура); языка, рисунка, музыки, одной или нескольких прикладных наук» (Тезисы, «Черновик»22)*.
------------------------------- 
* Согласно этимологическому словарю Фасмера, потолок = по тлу тло, т.е., дно над дном. Соответственно, «верх» и «низ», «максимум»  и «минимум» выступают как пары взаимоперетекающих значений.
**Расшифровывая данную лемму, другой исследователь приходит к поспешным выводам: «В концепции смештеха декларируется последовательное  (sic ! а почему не параллельное? – прим. М.Б.) сочетание множества подходов к решению авторского замысла, причем в результате замысел («творческая воля автора») главенствует над воплощением («содержанием») работы: черновик важнее чистовика» ( Т.Бонч-Осмоловская. «Топос», 1/11/2010).
--------------------------------------


Вырезки из альбома «Русская эмиграцич в фотографиях. 1917-1947 (том 3)



Настоятельница м. Евдокия (Куртен), м. Бландина (Оболенская),
мать Дорофея (Куртен), мать Феодосия (Соломянц) и духовник о. Евфимий
Муазене-ле-Гран (деп. Сена-и-Марна), 1938 г.


Строительство церкви в Казанском скиту, ок. 1950 г.




...Вот и получается, что допотопная скитская глухомань десятилетиями лелеяла и пестовала дар большого мистического поэта-эклектика, никогда, может быть, в своей жизни поэзией СПЕЦИАЛЬНО не занимавшегося. Григорий Александрович Вендт с детства чуждался шумных торжищ, не любил присутствий, уклонялся от фотографирования. Самый застенчивый и робкий из пяти сыновей черниговского лесничего, он совершенствовался в математике и философии, прошел через фронтовое горнило и красный террор и оказался в Праге, где, уже понимая, что мир тяготит его, как-то по инерции выучился на инженера-конструктора. Затем – Париж, встреча с митрополитом Евлогием, Свято-Сергиевский институт (начало 30-х годов), постриг и возникновение инока Евфимия, будущего автора величественной книги, посвящённой графике и кинематике Догмата (несколько десятков экземпляров самиздатского трехтомника с выходными данными «Муазене, Казанский Скит, 1971–72» сокрылись в погребах неудобочитаемости).







Авторский облик архимандрита Евфимия вполне сопоставим с фигурами Якова Бёме и Даниила Андреева, однако полнейшая отстранённость нашего поэта/философа от массовости и массовки – этих непременных условий всякого* культурного обихода – ставит его в положение маргинала : о нём никто не знает, он всегда за скобками.
Мне представляется, что в моменты вдохновения мысли отца Евфимия становились настолько энергичными, что принимали почти что физическую форму шепота... говорения... Явственно ощущалось, как сжимаются и расправляются в уме живые артикуляционные мышцы, выплескивая на свет Божий деятельные слова. И сии деятельные слова оказывались спрятанными от постороннего глаза – как орех Кракатук – в кожуру малопостижимых стилистических «скрадок».  
В дневниках протоиерея Александра Шмемана архимандриту Евфимию уделено следующее уважительное замечание:
«Отец Евфимий Вендт: «Острое отталкивание от всех мировоззрений, сделанных ученостью, а не видением...» /.../
Людей незачем обращать  к Христу, если они не «обратят» своего восприятия мира и жизни. Ибо и Христос оказывается «символом» только того, что мы и без Него любим, чего и без Него хотим. И такое христианство еще страшнее агностицизма и гедонизма. /.../
Богословы связали свою судьбу – изнутри – с «ученостью». А им гораздо более по пути с поэтами, с искусством. И потому богословие стало пресной академической забавой, никому не нужной ни в Церкви, ни вне ее. Только вот поэзия, подлинная, трудна, а «ученость» бесконечно легка – «...автор хорошо усвоил литературу предмета...».
Прот. Александр Шмеман. Дневники (1973-1983). М., 2005, стр.39 /12.10.1973
В отличие от автора «Розы мира»  о.Евфимий (Вендт) никогда не работал на патогенных просторах советской/светской интеллигентности, намертво заплавившейся в специфическом типе религиозности «понаслышке», иногда истошной, но чаще гротескной, нашедшей свое знаковое выражение в булгаковщине (точнее, в михайлобулгаковщине). Отец же Евфимий подался в иную булгаковщину, Софийственную, Сергиевскую, чтобы там, сдвинув лбами человеко–троицу-четверицу о.Сергия Булгакова, о.Павла Флоренского, тайного монаха А.Ф. Лосева и Иммануила Канта, возвести удивительное строение, конструктивное отображение движностей Духа - - - ЦЕРКОВЬ.



-----------------------
*метатекст:  здесь обращаю ваше внимание на скользящий дезавуирующий оттенок определения «всякое» применительно к культуре.
-----------------------



Текст сопроводительной записки ко 2-му тому «Начертания и наречения...»: «Отцу Борису Бобринскому. В этом, воспроизводимом монашками, виде не много придано к тому, что посылал и досылал я вам. Не смогут монашки воспроизвести дополнительные 200 страниц, чуждаются такой материи. Чуждаются, пока что, и критики, – их нет. Благодарю Вас за то, что оставляете у меня три книги, которые конструктивно вошли в это исследование и обозначили философский уровень его. Две книжные нехватки: по смерти П.Н.Евдокимова, через некрологи, догадался, что в его наследстве мне были бы интересны струи или струны софиологические по связи с Юнгом. Но эта книга /.?./ распродана. Другая: через мать Бландину от библиофила А.П.Струве я получил книгу стихов Хлебникова, а в ней упоминается и его языковые тетради /?/, в частности, об азбуке смысла – достать бы это – в сопоставлении с моими! Думаю, что после дополнительных двухсот /страниц – М.Б./, за меня примутся и как за софиолога, и как за футуриста. Архимандрит Евфимий. 17 октября 1971 года. Moisenay, Казанский Скит.»






Пережив годы немцкой оккупации в Казанском скиту, практически на подножных кормах, он в первые послевоенные годы, по-прежнему не имея средств, задумал строить церковь, ходил по полям, собирал камни, разводил цемент и через 20 лет завершил-таки строительство, внедрив в конструкцию храма 4 треугольных окна в потолке, над алтарем, и 3 четырехугольных на фасаде. Чем не взаимоисполнительное проникновение троиц и четвериц?

Монахиня Нины (Овтрахт) рассказывала (2004 год):
«В начале 1950-х годов о. Евфимий решил построить каменный храм в углу сада, у дороги. Никаких средств на постройку не было. Он попросил разрешения у хозяев соседних полей собирать камни после уборки урожая. Он накладывал камни на тачку и привозил к месту, где наметил постройку храма. Понемногу, сам замешивая цемент, он возводил стены. Однако из-за слабого здоровья он часто болел, и работа шла медленно».

В своих записях митрополит Евлогий выражал беспокойство о здоровье о.Евфимия проскальзывает:
«К сожалению, жизнь сильно его помяла: на фронте во время гражданской войны он попал в плен к большевикам, они его мучили, пытали, издевались, и пережитый ужас наложил на его психологию тяжкий след. Физически и морально он и теперь был полубольной. Когда прошлым летом в начале министерства Блюма начались забастовки, митинги, появились процессии с красными флагами, с пением "Интернационала"...  о . Евфимий  был сам не свой и стал умолять, чтобы мы  дали  ему возможность выехать из Франции. В те дни  о . Евфимию  пришлось пережить тяжкое потрясение. Он проходил по парку Бют Шомон, к нему подбежали какие-то хулиганы и стали требовать: " Поп  рюс!  давай   папиросу !.." А когда узнали, что  папирос  нет, один из безобразников ударил его в грудь кулаком.  О . Евфимий  потом лежал больной и долго не мог оправиться от нравственного шока...»
Митрополит Евлогий Георгиевский. Путь моей жизни, Париж, 1947. Глава 21. Озуар ля Феррьер  



В последний период жизни о. Евфимий охотно беседовал о духовном пути человека к Богу в Церкви, отвечая на вопросы. Он всех понимал, ко всем был доброжелателен. Перед смертью он долго и тяжело болел: у него была энфизема, он очень задыхался. Умер о. Евфимий рано утром 18-го апреля 1973 г. в среду на 6-ой неделе Великого поста.






Сокращенное схематическое описание настенных росписей, выполненных о. Григорием Кругом приблизительно между 1964 и 1968 г.г., сюда не включены  иконостас, алтарная живопись и изображения Св. Престолов, начертанные на потолке.

На нашем рисунке церковь чудотворной иконы Казанской Божьей Матери представлена  в развернутой  снизу вверх проекции, как если бы наблюдатель стоял спиной к иконостасу.
Отметим, что идея подобной проекции навеяна спонтанной графикой рукописей отца Евфимия (см. выше сопроводительную записку, адресованную о. Борису Бобринскому)


Описание церкви, построенной о. Евфимием

Плоскость А – входная арка 

А1 – Господь Ветхий Денми
(см. соответствующую главу в книге о.Григрия Круга «Мысли об иконе»). А2  и А3 – Архангелы и апостолы.

Плоскость В – правая (от входа) стена

В1 – Св. Преп. Григорий иконописец.
В2 – свиток с надписью: «...», под ним находится ниша. 
Далее следуют две группы, по четыре фигуры в каждой, разделенные окном, над которым изображен ангел (В7).
В первой группе изображены: 
три фигуры снизу – это, соответственно,  Св.преп.Евфимий (В3), Св.преп.Мария Египетская (В4) и Св. великомученица Екатерина (В5), а над ними – фигура Св. преп. Афанасия  (В6).
Во вторую группу иконописец включил Богородицу с Младенцем, восседающую на престоле (В9), Св.Анну (В10) и Св.Иоахима (В8), родителей Богородицы, стоящих по обе стороны от Нее, и Господа Иисуса Христа (В11), изображенного над Ней.

Плоскость С: левая стена

C1 – Cв. Иоанн Дамаскин со свитком в руках. С2 – свиток, симметричный такому же (В2) на правой стене, надпись: «...». 
Далее, как и на стене справа, расположены две группы, по четыре фигуры в каждой, разделенные окном. В первой группе снизу изображены:  Св. Дорофея (С3), Св. равноап. Мария Магдалина (С4) и Св.Исаак Сирин (С5), а над ними – Св.Феодосий (С6).  Центральное место во второй группе занимает женская фигура с крыльями, это София, Премудрость Божия (С8). По обе стороны от Нее стоят Богородица с Младенцем (С7) и Ее муж, Св.Иосиф – плотник (С9). Над ними – Господь Иисус Христос (С10).

Плоскость Д – потолок храма

Д1 – Господь, распятый на кресте.  Д2 – Святая Троица.



Библиографическая карточка Отдела редких книг (коллекция А.Савина) при филологическом факультете Калифорнийского Университета


Заглавный рисунок архимандрита Евфимия на титульном листе 2-го тома «Графики и Грамматика Догмата»




Из коллекции визуальных схолий отца Евфимия



Эссе, подбор биографических материалов и составление - Михаил Богатырев © 2011
контакт: mb1008@ya.ru


Mikhaïl Bogatyrev, artiste multimédia, poète. Membre de l'ACER (Paris) depuis 1997.
Originaire de Oujgorod (Ukraine), où il est né en 1963, Mikhaïl Bogatyrev a fini le département de psychologie et design de l’Université de Saint-Pétersbourg (1985). Il débuta comme ecrivan et artiste-peintre à la fin des années 90. Dans ses travaux, il lie les tendances de l’expressionnisme abstrait, le futurisme et la poésie conceptuelle, dans laquelle sont inclus des éléments de photo-installation et des documents d’archives.
A partir de 1993, Mikhaîl Bogatyrev écrit et édite avec Olga Platonova la revue «Stéthoscope», consacrée à l’esthétique contemporaine, à la théorie et la pratique de l’avant-garde et notamment à la poésie visuelle.
En 1997 Mikhaîl Bogatyrev était professeur de l’Académie Franco-Russe (Paris, Salle Pleyel).
Le mérite de Mikhaîl Bogatyrev a été récompensé par l’Académie Internationale de belles-lettres modernes ZAUM, qui l’a intégrée dans ses rangs en 2008.


BIBLIOGRAPHIE SHOISIE :
«La Pensée russe» N°40 (4573) 2005 ; «Topo» Le mensuel de tous les livres, N°3, févr.2004 ;
«L’Emigration russe en France, 1919-2000», dictionnaire biographique, vol.1 -
Moscou, Naouka, Musée de Marina Tsvétaieva, 2008 ;
«Bibliophilie contemporaine. Livres d’artiste. Revue d’artiste». Catalogue. Marseille, 2008